Неточные совпадения
Больной и ласки и веселье
Татьяну трогают; но ей
Не хорошо на новоселье,
Привыкшей к горнице своей.
Под занавескою шелковой
Не спится ей в постеле новой,
И ранний звон колоколов,
Предтеча утренних трудов,
Ее с
постели подымает.
Садится Таня
у окна.
Редеет сумрак; но она
Своих полей не различает:
Пред нею незнакомый двор,
Конюшня, кухня и забор.
В деревнях и маленьких городках
у станционных смотрителей есть комната для проезжих. В больших городах все останавливаются в гостиницах, и
у смотрителей нет ничего для проезжающих. Меня привели в почтовую канцелярию. Станционный смотритель показал мне свою комнату; в ней были дети и женщины,
больной старик не сходил с
постели, — мне решительно не было угла переодеться. Я написал письмо к жандармскому генералу и просил его отвести комнату где-нибудь, для того чтоб обогреться и высушить платье.
Каверина, обвязанная платком, валялась с
больными зубами по
постели и перелистывала какую-то книгу, а Ступина, совсем одетая, спала
у нее на диване и сладко поводила во сне своими пунсовыми губками.
И, право, не помню, о чем мы не переговорили с ним в эти мучительные и вместе сладкие часы наших свиданий, ночью, при дрожащем свете лампадки и почти
у самой
постели моей бедной
больной матушки?..
Иудушка стоял
у постели, всматривался в
больного и скорбно покачивал головой.
Люба, сидя
у постели, гладила руку
больного.
Потом сын стоял рядом с Пушкарём
у постели отца;
больной дёргал его за руку и, сверкая зелёным глазом, силился сказать какие-то слова.
Однажды под вечер, когда Татьяна Власьевна в
постели пила чай, а Нюша сидела около нее на низенькой скамеечке, в комнату вошел Гордей Евстратыч. Взглянув на лицо сына, старуха выпустила из рук блюдечко и облилась горячим чаем; она почувствовала разом, что «милушка» не с добром к ней пришел. И вид
у него был какой-то такой совсем особенный… Во время болезни Гордей Евстратыч заходил проведать
больную мать раза два, и то на минуту. Нюша догадалась, что она здесь лишняя, и вышла.
Доктор Сергей Борисыч был дома; полный, красный, в длинном ниже колен сюртуке и, как казалось, коротконогий, он ходил
у себя в кабинете из угла в угол, засунув руки в карманы, и напевал вполголоса: «Ру-ру-ру-ру». Седые бакены
у него были растрепаны, голова не причесана, как будто он только что встал с
постели. И кабинет его с подушками на диванах, с кипами старых бумаг по углам и с
больным грязным пуделем под столом производил такое же растрепанное, шершавое впечатление, как он сам.
Но вечером они разговора не завели; не завели они этого разговора и на другой, и на третий, и на десятый вечер. Все смелости
у них недоставало. Даше, между тем, стало как будто полегче. Она вставала с
постели и ходила по комнате. Доктор был еще два раза, торопил отправлением
больной в Италию и подтрунивал над нерешимостью Анны Михайловны. Приехав в третий раз, он сказал, что решительно весны упускать нельзя и, поговорив с
больной в очень удобную минуту, сказал ей...
В начале июля месяца, спустя несколько недель после несчастного случая, описанного нами в предыдущей главе, часу в седьмом после обеда, Прасковья Степановна Лидина, брат ее Ижорской, Рославлев и Сурской сидели вокруг
постели, на которой лежала
больная Оленька; несколько поодаль сидел Ильменев, а
у самого изголовья
постели стояла Полина и домовой лекарь Ижорского, к которому Лидина не имела вовсе веры, потому что он был русской и учился не за морем, а в Московской академии.
Часу в шестом утра, в просторной и светлой комнате,
у самого изголовья
постели, накоторой лежал не пришедший еще в чувство Рославлев, сидела молодая девушка; глубокая, неизъяснимая горесть изображалась на бледном лице ее. Подле нее стоял знакомый уже нам домашний лекарь Ижорского; он держал
больного за руку и смотрел с большим вниманием на безжизненное лицо его.
У дверей комнаты стоял Егор и поглядывал с беспокойным и вопрошающим видом на лекаря.
Дергая
у своей двери за звонок и потом идя вверх по лестнице, я чувствую, что
у меня уже нет семьи и нет желания вернуть ее. Ясно, что новые, аракчеевские мысли сидят во мне не случайно и не временно, а владеют всем моим существом. С
больною совестью, унылый, ленивый, едва двигая членами, точно во мне прибавилась тысяча пудов весу, я ложусь в
постель и скоро засыпаю.
При самой
постели тяжко
больного Бенни эта московская баба Прасковья дралась с социалистами, отнимая
у одного прежнего сожителя Бенни последнюю теплую вещь, которою она одевала стывшие ноги
больного и которую те сняли и хотели реализовать…
С большим трудом повернув голову направо и налево, отчего
у меня зашумело в ушах, я увидел слабо освещенную длинную палату с двумя рядами
постелей, на которых лежали закутанные фигуры
больных, какого-то рыцаря в медных доспехах, стоявшего между больших окон с опущенными белыми шторами и оказавшегося просто огромным медным умывальником, образ Спасителя в углу с слабо теплившейся лампадкою, две колоссальные кафельные печи.
Услышал я тихое, прерывистое дыхание соседа, клокотавшие вздохи
больного, лежавшего где-то подальше, еще чье-то мирное сопенье и богатырский храп сторожа, вероятно приставленного дежурить
у постели опасного
больного, который, может быть, жив, а может быть, уже и умер и лежит здесь так же, как и мы, живые.
Переполненный вдохновлявшими нас с Григорьевым мелодиями опер, преимущественно «Роберта», я был очень рад встретить прекрасную музыкальную память и приятное сопрано
у Лины, и бедная
больная мать в дни, когда недуг позволял ей вставать с
постели, изумлялась, что мы с сестрою, никогда не жившие вместе, так часто певали в два голоса одно и то же.
На крыльце остался бледный Савелий, в руках
у него было письмо Эльчанинова, найденное им на
постели больной.
Я не пошел за ним: видеть его
у постели моего бедного
больного друга было свыше сил моих. Я кликнул своего человека и приказал ему тотчас же ехать в губернский город, спросить там лучшего врача и привезти его непременно. Что-то застучало в коридоре; я быстро отворил дверь.
Григорий, прислонясь к стене
у двери, точно сквозь сон слушал, как
больной громко втягивал в себя воду; потом услыхал предложение Чижика раздеть Кислякова и уложить его в
постель, потом раздался голос стряпки маляров. Её широкое лицо, с выражением страха и соболезнования, смотрело со двора в окно, и она говорила плаксивым тоном...
Маленький хозяин уже давно неподвижно лежал на
постели. Сестра, сидевшая
у изголовья в кресле, думала, что он спит. На коленях
у нее лежала развернутая книга, но она не читала ее. Понемногу ее усталая голова склонилась: бедная девушка не спала несколько ночей, не отходя от
больного брата, и теперь слегка задремала.
По таким доносам ключницею делались внезапные обыски, и один раз
у птичницы Аграфены, которая имела четырехлетнюю дочь Васёнку, страдавшую «кишкою», действительно нашли «шматок теста с ладонь», спрятанный между грязными подушками
постели, на которой стонала ее
больная девочка.
Нюта,
у постели которой происходил весь этот разговор, сначала было слушала его молча, но при последних словах вдруг вспыхнула в лице и с твердой решимостью в слабом
больном голосе проговорила...
Тот понял и сейчас же распорядился, чтобы была подана коляска. Глафиру Васильевну вывели, усадили среди подушек, укутали ей ноги пледом и повезли, куда попало, по освещенной луной Москве. Рядом с нею сидела горничная из гостиницы, а на передней лавочке — Горданов. Они ездили долго, пока
больная почувствовала усталость и позыв ко сну; тогда они вернулись, и Глафира тотчас же легла в
постель. Девушка легла
у нее в ногах на диванчике.
Игнату становилось хуже. С серо-синим лицом, с тусклыми, как
у мертвеца, глазами, он лежал, ежеминутно делая короткие рвотные движения. Степан подставлял ему горшок,
больной отворачивал голову и выплевывал красную рвоту на одеяло. Время от времени Игнат приподнимался, с силою опирался о
постель и, шатаясь, становился на карачки.
Марья Васильевна вышла на кухню готовить горячее питье для
больной, и мама теперь осталась одна
у постели девочки.
Фридрих Адольфович, измученный за день вечной возней
у постели Юрика, безропотно вставал среди ночи и всячески развлекал своими рассказами
больного.
Я пошел ходить по платформе. Стоит что-то вроде барака, я зашел в него. Оказывается, фельдшерский пункт для приемки
больных с санитарных поездов. Дежурит фельдшер и два солдата. Я попросился
у них посидеть и обогреться. Но обогреться было трудно, в бараке градусник показывал 3° мороза, отовсюду дуло. Солдат устроил мне из двух скамеек кровать, я
постелил бурку, покрылся полушубком. Все-таки было так холодно, что за всю ночь только раза два я забылся на полчаса.
К вечеру
у молодого Зарудина открылась сильнейшая нервная горячка. Около
постели больного, кроме старика отца, все свободное время от службы проводил Андрей Павлович Кудрин.
Багратион вошел в комнату
больного Суворова в сопровождении графини Натальи Александровны Зубовой. Весенние солнечные лучи с трудом пробивались сквозь опущенные шторы и занавеси комнат и полуосвещали
постель, на которой лежал
больной старец.
У постели молча сидели Аркадий Суворов и доктор.
По возвращении мужа со службы, часа через два после обеда,
больная встала с
постели, накинула капот и тихонько пошла к кабинету, отворила дверь и… увидела свою сестру, сидящую на коленях
у мужа…
Более всех, даже ее близких родных, болезнь Полины поразила Ивана Сергеевича Дмитревского, который по-прежнему часто посещал Похвисневых и по целым часам проводил с
больной, сперва
у ее
постели, а затем в ее комнате, слушая ее фантастический бред.
Так шли годы. Прошло ни много, ни мало — десять лет. Краузе заболел и не мог вставать с
постели. Петр Ананьев ухаживал за ним, а, между тем, стоял за него, самостоятельно пользовал приходивших
больных, которые, видя пользу, не очень сожалели о старике и потому совершенно забыли о нем. Новый знахарь окончательно заменил старого
у пациентов последнего, а новые
больные не знали его.
Вскоре после того, как Егора отправили в К-скую тюрьму, Арина заболела и слегла в
постель. Две соседки поочередно ухаживали за ней, ни на минуту не оставляя ее одну. В прошлую ночь — так рассказывала баба — Арина преждевременно родила девочку, маленькую, как куклу, но здоровую. Родильница пожелала увидеть своего ребенка. Его положили к ней на
постель. Тогда
больная вдруг горько зарыдала и пришла в страшное волнение. Девочку
у ней отняли, а часа через два Арина умерла тихо, точно заснула.
Владимир Воротынский не ошибся, чудная девушка, находившаяся во время болезни
у его
постели, была далеко не созданием горячего воображения
больного, а живым существом, — это была дочь князя Василия.
В голосе был ужас и что-то детское и молящее. Как будто так огромно было несчастие, что нельзя уже и не нужно было одеваться гордостью и скользкими, лживыми словами, за которыми прячут люди свои чувства. Попадья стала на колени
у постели мужа и взглянула ему в лицо: при слабом синеватом свете лампадки оно казалось бледным, как
у мертвеца, и неподвижным, и черные глаза одни косились на нее; и лежал он навзничь, как тяжело
больной или ребенок, которого напугал страшный сон и он не смеет пошевельнуться.
Из богадельни он временно перебрался к барину и, несмотря на свои большие годы, оказался очень полезным. Вадим Петрович не мог выносить глупого голоса и запаха сапог дворника Капитона. Тот употреблялся только для посылок, в комнаты его не допускали; но
у Левонтия хватало ловкости и расторопности делать припарки, укутывать ноги
больного, укладывать его в
постель. Лебедянцев предлагал сиделку, но
больной протестовал...